Бремя страстей человеческих - Страница 138

138

– Для тебя, Гарри, это ничего не значит, – сказал он. – У тебя столько женщин… Не отнимай ее у меня. Для меня это – вся жизнь. Я ведь столько выстрадал.

Голос его задрожал, он не смог сдержаться и всхлипнул. Ему было мучительно стыдно.

– Милый ты мой! Да разве я стану тебя огорчать? Я ведь тебя люблю. Я просто валял дурака. Если бы я знал, что ты так близко примешь это к сердцу, я вел бы себя осторожнее.

– Правда? – спросил Филип.

– Она мне нужна как прошлогодний снег. Даю тебе честное слово.

У Филипа отлегло от сердца. Извозчик подъехал к дому.

75

На следующий день у Филипа было хорошее настроение. Он боялся наскучить Милдред своим обществом, и они условились, что встретятся только перед ужином. Когда он за ней заехал, она была уже готова, и Филип стал дразнить ее такой непривычной пунктуальностью. На ней было новое платье, которое Филип ей подарил, ему оно показалось очень элегантным.

– Придется послать его обратно, пусть переделают, – сказала она. – Юбка неровно подшита.

– Надо поторопить портниху, если ты хочешь взять его в Париж.

– Ну к тому времени оно будет готово.

– Осталось всего три дня. Мы ведь поедем одиннадцатичасовым, правда?

– Как хочешь.

Почти целый месяц она будет принадлежать ему одному. Он не мог отвести от нее глаз, полных жадного обожания. Но в нем еще не совсем пропала способность шутить над собственной страстью.

– Не пойму, что я в тебе нашел, – сказал он с улыбкой.

– Вот это мило!

Тело у нее было такое худенькое, что, казалось, можно сосчитать все кости. Грудь – плоская, как у мальчишки. Тонкие бледные губы просто уродливы, а кожа чуть-чуть отсвечивает зеленью.

– Я буду пичкать тебя в поездке пилюлями Бло, – смеясь, сказал Филип. – И назад привезу толстую, цветущую женщину.

– А я вовсе не хочу быть толстой.

Она ни словом не помянула о Гриффитсе, и, когда они сели ужинать, Филип, чувствуя свою силу и власть над ней, сказал не без ехидства:

– По-моему, ты вчера затеяла в Гарри отчаянный флирт.

– Я же тебе призналась, что в него влюблена, – засмеялась Милдред.

– Слава Богу, что он не влюбился в тебя!

– Почем ты знаешь?

– Я его спрашивал.

Милдред минуту помолчала в нерешительности, а потом взглянула на Филипа, и глаза ее вдруг странно заблестели.

– Хочешь прочесть письмо, которое я утром от него получила?

Она протянула ему письмо, и Филип узнал на конверте твердый разборчивый почерк Гриффитса. В письме было восемь страниц. Оно было хорошо написано и дышало милой непосредственностью – письмо человека, привыкшего признаваться женщинам в любви. Гриффитс писал Милдред, что любит ее страстно, что полюбил ее с первого взгляда; он боится ее любить, потому что знает, как относится к ней Филип, но не может с собой совладать. Филип

– славный малый, и ему очень стыдно, но чем же он виноват, если чувство захватило его целиком. Он делал Милдред прелестные комплименты. В конце письма он благодарил ее за то, что она согласилась завтра с ним пообедать, и уверял, что ждет не дождется встречи. Филип заметил, что письмо помечено вчерашним числом; Гриффитс, видно, написал его, расставшись с Филипом, и не поленился выйти и его отправить, когда Филип думал, что он уже спит.

Филип прочел письмо с тоскливо замирающим сердцем, но внешне не выразил никакого удивления. Вернув письмо Милдред, он улыбнулся и спокойно спросил:

– Ну как, обед был вкусный?

– Очень! – ответила она с жаром.

Он почувствовал, что руки у него дрожат, и спрятал их под стол.

– Не вздумай принимать Гриффитса всерьез. Он ведь мотылек, сама знаешь.

Она развернула письмо и быстро прочла его снова.

– Но и я не могу с собой совладать, – сказала она с напускной небрежностью. – Прямо не пойму, что на меня нашло.

– Положение мое, выходит, незавидное, – сказал Филип.

Она кинула на него быстрый взгляд.

– Надо признаться, что ты принял это довольно спокойно.

– А ты бы хотела, чтобы я рвал на себе волосы?

– Я так и думала, что ты на меня рассердишься.

– Смешно, но я совсем не сержусь. Я ведь должен был все это предвидеть. Сам, дурак, вас свел. И отлично знал, какие у него передо мной преимущества: он куда занятнее меня и очень красив, с ним веселее, он может с тобою разговаривать о том, что тебя интересует.

– Что ты этим хочешь сказать? Может, я и не Бог весть какая умница, тут ничего не поделаешь, но я совсем не такая дура, какой ты меня считаешь. Уж ты мне поверь! А ты, по-моему, миленький, больно нос задираешь!

– Ты хочешь со мной поссориться? – спросил он без всякого гнева.

– Нет, но почему ты позволяешь себе разговаривать со мной, будто я какая-нибудь шваль?

– Прости, я не хотел тебя обидеть. Давай поговорим спокойно. Ведь ни мне, ни тебе не хочется поступать сгоряча и портить себе жизнь. Я заметил, что ты от него без ума, и мне это показалось совершенно естественным. Единственное, что меня огорчает, – это то, что он сознательно старался тебя увлечь. Он ведь знает, как ты мне дорога. Мне кажется, что с его стороны довольно подло было писать тебе это письмо через пять минут после того, как он заверил меня, будто ты нужна ему как прошлогодний снег.

– Если ты рассчитываешь, что, говоря о нем гадости, ты меня от него отвадишь, ошибаешься!

Филип помолчал. Он не знал, как втолковать ей свою точку зрения. Ему хотелось поговорить с ней обстоятельно и хладнокровно, но в душе у него бушевала такая буря, что мысли путались.

– Стоит ли жертвовать всем ради увлечения, которое, ты знаешь сама, недолговечно? Ведь пойми, он никого не умеет любить дольше десяти дней, а ты женщина скорее холодная и вряд ли тебе это так уж нужно.

138